Дмитрий Глуховский - Метро 2035
Дома у местных были устроены в арках выхода на платформы, чтобы не занимать зал и не портить его красоты: проемы заложили кирпичом и даже оштукатурили белым, дверки пустили по внутренней стороне, а рядом с дверками проделали еще и окошки – лицом к люстрам; сквозь занавески, наверное, можно было представить себе, что снаружи просто вечереет. А если в дверь постучат – отдернуть шторку и посмотреть, кто, прежде, чем отпирать. Люди тут были умытые, приодетые даже, и как ни ищи, выискать в толпе хоть одного дистрофика не получилось бы нипочем. Если был в этом мире еще возможен рай, Проспект Мира наверняка был бы одной из его станций.
Борис Иванович распрощался с ними еще до выхода в свет: извинился, дескать, надо отлучиться в травмпункт. Ему на замену вышел из служебных помещений какой-то дядечка в усах, приличный и заурядный, и вывел за собой брокера Леху. У того была разбита губа, но улыбаться это ему не мешало.
– На Новослободскую с нами поедешь, – сообщил ему Артем. – И на Менделеевскую потом.
– Да хоть куда! – сказал Леха.
Дядечка одернул свой застиранный свитер – не форменный, разумеется, а такой добрый, с вязаными снежинками – и, хлопнув Леху по плечу, поманил всех троих за собой. Со стороны казалось: четверо друзей шли по платформе. Четверо друзей, перешучиваясь, курили на остановке.
Подъехала точно по времени знаменитая ганзейская маршрутка: дымная мотодрезина с прицепленным пассажирским вагончиком. Вагончик, правда, был открытоверхий, но зато обустроенный мягкими сиденьями, вывороченными в каком-то метропоезде. Кондуктор собрал со всех по два патрона: свитер заплатил за всю компанию. Уселись друг напротив друга, качнулись и покатили.
Мест свободных больше не оставалось. Слева сидела баба с обесцвеченными волосами и с зобом. Справа – носастый смурной гражданин в чем попало. Позади – молодой сонный отец с сопящим кульком и мешками под глазами, потом человек с просто неприличным пузом, и темненькая девчонка лет шестнадцати, в юбке до пола – от греха. И там еще люди, а в конце, как и в голове дрезины – автоматчики в кевларовых жилетах, с титановыми шлемами на коленях. Но это не Артему конвоиры были: даже тут, на Ганзе, с постоянным ее движением и негаснущим освещением, туннели оставались туннелями, и в них могло случиться всякое.
– И при нем – двадцать кило крысиного яда! – продолжила крашеная баба разговор из предыдущего перегона. – В последний момент взяли.
– Озверели. Крысиным ядом! Самого бы этого гада крысиным ядом, чтобы все сожрал, заставить! – пробухтел пузан. – Сколько этих можно терпеть! Тут один вон переметнулся от красных эт-самый… С Сокольников. Говорит, они там детей своих хавают уже! Это там Антихрист, этот их Москвин. И хочет нас всех тоже! Сатана!
– Ну уж детей… – протянул недоспавший отец со свертком. – Никто своих собственных детей есть не станет.
– Много ты в жизни понимаешь! – всхрапнул пузан.
– Своих детей – никто, – упрямо сказал тот.
– Вот когда они сюда придут, тогда и узнаем, – поддержал разговор свитер.
– Ведь хуже и хуже! А в прошлом году? С бункером! Орден еле выстоял! Чего им неймется? – пыхтела баба с зобом.
– С голоду дохнут потому что! – пузан потер свой огромный живот. – Вот и лезут на нас эт-самый. Отнять и поделить.
– Не приведь хасподь! – попросил кто-то старушечий сзади.
– А я бывал вот на пересадке на Красной Линии один раз. И ничего такого страшного нет у них. Цивильно вполне. Одеты все по образцу. Пугают это нас ими!
– Да ты от буферной зоны шаг в сторону хоть делал? Я вот сделал! Тут же скрутили, чуть к стенке не поставили! С фасаду-то у них порядочек, ага!
– Работать не хотят, оглоеды, – сказал носастый. – Мы тут все своим трудом. Двадцать лет на галерах. А эти… Как саранча они. Конечно, им теперь новые станции подавай, у себя-то они все уже подчистили. Схарчат в два присеста.
– А мы-то почему должны?! За что?
– Только жить начали по-человечески!
– Войны бы не было бы… Войны бы…
– Хотят там – пускай своих детей и жрут, а к нам не лезут! Дела нам до них…
– Ох, не приведь хоспади! Не допусти!
Все это время дрезина катила мирно и неспешно, попыхивая приятным дымком – бензиновым, из детства – через образцовый перегон – сухой, молчащий и освещенный через каждые сто метров энергосберегающей лампочкой.
А тут вдруг – р-раз! – и стала темнота.
Во всем перегоне. Погасли лампочки, и будто Бог уснул.
– Тормози! Тормози!
Завизжали тормоза, кубарем полетели друг на друга зобастая тетка, человек с носом, и прочие все, неразделимые в темноте. Замяукал младенец, все больше расходясь. Отец не знал, как его успокоить.
– Всем оставаться на местах! Не спускаться с дрезины!
Щелкнул один фонарик, зажигаясь, потом еще. В прыгающих лучах видно стало, как суетливо и неловко пролезают в шлемы кевларовые бойцы, как они нехотя сходят на рельсы, оцепляя маршрутку, становясь между людьми и туннелем.
– Что?
– Что случилось?!
У одного кевларового зашебуршало в рации, он отвернулся от гражданских и пробубнил что-то в ответ. Подождал приказа – не дождался, а без приказа не знал, что делать, и застыл недоуменно.
– Что там? – спросил и Артем.
– Да брось, хорошо сидим! – беспечно ответил свитер. – Куда нам торопиться?
– Вообще бы хотелось… – обсасывая губу, промямлил Леха.
Гомер молчал напряженно.
– А мне есть вот куда! – отец кулька привстал. – Мне к матери вон надо ребенка! Я сам ему, что ли, сиську дам?
– Ребятки, что там говорят хоть? – колыхнула зобом пергидрольная тетка в сторону бойцов.
– Сидите, женщина, – твердо сказал кевлар. – Ждем пояснений.
Минута натянулась, как струна. Вторая.
Сверток, не утешенный своим неумелым отцом, зашелся уже визгом. Из головы дрезины раздраженно посветили им всем в глаза миллионом свечей, разыскивая источник плача.
– В жопу себе посвети! – крикнул отец. – Ни хера не могут! Да пускай бы тут красные и взяли все, может, хоть порядок наведут! Каждый день отрубают!
– Чего ждем? – поддержали с тыла.
– Далеко едешь-то? – в голосе свитера слышалось сочувствие.
– Парк культуры! Полметро еще! А‑а‑а. Ба-ю-бай.
– Давай шагом хоть двинемся!
– У нас-то не на электричестве! Заводи! До станции бы добраться, а там уже…
– А если диверсия?
– И вот что наша эс-бэ? Где она, когда нужно?! Допустили же!
– Да уж не началось ли, хоспади?!
